Женщина, за 60, системная красная волчанка.  В сознании я её не застала, уже в медикаментозном сне, на ИВЛ, практически в агонии. Если кто не знает, далеко зашедшая волчанка с кожными проявлениями обезображивает настолько, что человек кажется избитым целиком, всем телом. При пристальном взгляде, понятно, что это не гематомы, но первое впечатление именно такое.

Звоню сообщить о смерти. Муж благодарит. Я выражаю соболезнования и собираюсь положить трубку, но тут он начинает, почти скороговоркой:

— Она понимала. И попрощалась со всеми. Она болела сорок лет, мы с ней сорок лет вместе...

Дальше называет клинику, профессоров, часть из них когда-то читали мне лекции, часть я не застала в силу возраста. Рассказывает, как они прожили эти сорок лет, с одним из тяжелейших коллагенозов, который так бездумно рекламировал доктор Хаус. Я слушаю, в конце опять выражаю соболезнования, он говорит, что благодарен врачам. Что ему они, мои соболезнования!

Если меня спросят, что такое настоящая любовь, я вспомню этот ночной разговор. Как это было сорок лет назад: девушка, чуть за двадцать, узнавшая о страшном диагнозе и молодой человек, обещающий быть рядом и сдержавший слово.

Что бы сказал Ромео после стихания гормональных бурь, если бы Джульетту обезобразила и сделала беспомощной страшная, не убивающяя сразу болезнь? Что бы сказали все эти романтики, певцы молодости и красоты? Хорошо, что мы этого никогда не узнаем.